Неточные совпадения
Его встретил мягкий, серебряный
день. В воздухе блестела снежная пыль,
оседая инеем
на проводах телеграфа и телефона, — сквозь эту пыль светило мутноватое солнце. Потом обогнал человек в новеньком светло-сером пальто, в серой пуховой шляпе, надетой так глубоко, что некрасиво оттопырились уши.
Там,
на родине, Райский, с помощью бабушки и нескольких знакомых, устроили его
на квартире, и только уладились все эти внешние обстоятельства, Леонтий принялся за свое
дело, с усердием и терпением вола и
осла вместе, и ушел опять в свою или лучше сказать чужую, минувшую жизнь.
О медицинской помощи, о вызове доктора к заболевшему работнику тогда, конечно, никому не приходило в голову. Так Антось лежал и тихо стонал в своей норе несколько
дней и ночей. Однажды старик сторож, пришедший проведать больного, не получил отклика. Старик сообщил об этом
на кухне, и Антося сразу стали бояться. Подняли капитана, пошли к мельнице скопом. Антось лежал
на соломе и уже не стонал.
На бледном лице
осел иней…
Признаюсь откровенно, в эту минуту я именно только об этом и помнил. Но делать было нечего: пришлось сойти с
ослов и воспользоваться гостеприимством в разбойничьем приюте. Первое, что поразило нас при входе в хижину, — это чистота, почти запустелость, царствовавшая в ней. Ясное
дело, что хозяева, имея постоянный промысел
на большой дороге, не нуждались в частом посещении этого приюта. Затем,
на стенах было развешано несколько ружей, которые тоже не предвещали ничего доброго.
Тишина. Падают сверху, с ужасающей быстротой растут
на глазах — куски синих башен и стен, но им еще часы — может быть,
дни — лететь сквозь бесконечность; медленно плывут невидимые нити,
оседают на лицо — и никак их не стряхнуть, никак не отделаться от них.
Впоследствии времени, когда хворост перегниет, плотина
осядет,
на мельничном дворе накопится навоз, а
девать его некуда, потому что там пашни не унаваживают, тогда этим навозом (и даже деревенским, если пруд не слишком отдален) начнут усыпать плотину; он сообщит воде свой запах, и пеструшка не станет жить в пруде, а удалится в верх реки; кутема же остается в нем несколько времени.
Прошло еще
дня три, он пошел к парикмахеру, щеголю и вертопраху. Про этого парня, здорового, как молодой
осел, говорили, что он за деньги любит старых американок, которые приезжают будто бы наслаждаться красотою моря, а
на самом
деле ищут приключений с бедными парнями.
А бесконечная, упорная, неодолимая зима все длилась и длилась. Держались жестокие морозы, сверкали ледяные капли
на голых деревьях, носились по полям крутящиеся снежные вьюны, по ночам громко ухали,
оседая, сугробы, красные кровавые зори подолгу рдели
на небе, и тогда дым из труб выходил кверху к зеленому небу прямыми страшными столбами; падал снег крупными, тихими, безнадежными хлопьями, падал целые
дни и целые ночи, и ветви сосен гнулись от тяжести белых шапок.
День был ясный и тихий. Светило солнце, но мороз крепчал. В вышине то и
дело сами собой
оседали большие хлопья инея и, колыхаясь, тихо садились
на лед. В воздухе было что-то бодрящее, возбуждающее, веселое, почти опьяняющее. Лед взвизгивал под коньками и порой звонко, переливчато трескался.
Глуховцев (в отчаянии). Ничего! Это такой ужас, что можно убить себя. Да нет, я достал бы где-нибудь! Я бы что-нибудь продал… Фу ты, черт, наконец, украл бы. Ведь это невозможно
на самом
деле: два
дня не есть человеку. Оль-Оль, прости меня, голубчик. Я просто
осел. Вместо того чтобы расспрашивать… Тебе очень хочется есть?
Все, что в нем было живого, здравого и сознательного, как-то не выливалось в обычную форму, в которой он доселе сидел так хорошо, и, едва поднявшись,
оседало опять
на дно его души, но
оседало как-то беспорядочно, болезненно, совершенно не под стать к стройности того чиновного механизма, в котором он был вставлен.
Я ломаю слоистые скалы
В час отлива
на илистом
дне,
И таскает
осел мой усталый
Их куски
на мохнатой спине.
Верно ты не знаешь, чего нам стоит ученье, сколько побоев перенес я прежде, чем стать скрибой. Учитель каждый
день говорил мне: «Вот тебе сто ударов. Ты для меня
осел, которого бьют. Ты — неразумный негр, который попался в плен. Как орла заставляют садиться
на гнездо, как кобчика приучают летать, так я делаю из тебя человека, а ты меня благодари!» При каждом слове он ударял меня палкой; а бывали
дни, когда меня клали
на пол и колотили камышевыми прутьями без счета, точно хотели превратить в телятину.
Лев,
осел и лисица вышли
на добычу. Наловили они много зверей, и лев велел
ослу делить.
Осел разделил поровну
на три части и говорит: «Ну, теперь берите!» Лев рассердился, съел
осла и велел лисице переделить. Лисица все собрала в одну кучу, а себе чуточку оставила. Лев посмотрел и говорит: «Ну, умница! Кто ж тебя научил так хорошо
делить?»
Обычно таяние снегов в бассейне правых притоков Анюя происходит чуть ли не
на месяц раньше, чем в прибрежном районе. Уже в конце февраля стало ощущаться влияние весны. Снег сделался мокрым и грязным, в нем появились глубокие каверны.
Днем он таял и
оседал, а ночью смерзался и покрывался тонкой ледяной корой.
Если это называется искусство, то какой же ты, Вандергуд,
осел! Конечно, ты культурен, ты почтительно смотрел
на искусство, но как
на чужую религию и понимал в ней не больше, чем тот
осел,
на котором мессия вступал в Иерусалим. А вдруг пожар? Вчера эта мысль весь
день тревожила меня, и я пошел с нею к Магнусу. Но он слишком занят чем-то другим и долго не понимал меня.
— Дурак! Болван!
Осел! Я тебя проучу, мошенника! Взял заказ две недели тому назад, а сапоги до сих пор не готовы! Ты думаешь, у меня есть время шляться к тебе за сапогами по пяти раз
на день? Мерзавец! Скотина!
Когда
девы разыграются, из ущелья показывается высокое привидение, смотрит
на них, не двигаясь с места, вздыхает так, что противный берег начал
оседать; а как скоро кончится пляска их, уходит опять в свое ущелье.
Окончив эти
дела, Асархадон, чувствуя себя Лаилиэм, выезжает в горы
на охоту за дикими
ослами. Охота удачна. Он сам убивает двух
ослов и, возвратившись домой, пирует с своими друзьями, глядя
на пляску невольниц.